«Не надо преуменьшать беззащитность и беспомощность учителя»

Я окончил институт в 1993 году и думал, что буду заниматься наукой, но стал учителем. Сначала я год преподавал в знаменитой московской школе № 1543, где директором был Юрий Завельский. Первые полгода я не мог совладать с дисциплиной. У меня восьмиклассники ходили курить прямо во время урока из окна класса на первом этаже, и я ничего не мог с этим сделать.

Потом я преподавал в другой школе. У меня было три одиннадцатых класса, все было прекрасно. Правда, моей зарплаты хватало ровно на два флакона шампуня Head & Shoulders. И работа находилась очень далеко от дома. Но я получал огромное удовольствие. Это были свободные годы. Мы писали сочинения по Солженицыну, по Владимову. Происходила масса всего интересного.

Понимаете, я начинал в одной из лучших московских школ. Мне кажется, тогда интеллигенция хотела в основном, чтобы ее дети общались с людьми соответствующего круга. Потом ребенка отдавали в руки репетиторов, потом он куда-то поступал, лишь бы не попал в армию.

По-моему, учитель может стремиться всегда только к одному. У него есть свои представления о прекрасном, он их транслирует детям, таким образом реализуя себя. Я никогда не думал, как дети, которых я учу, встроятся в общество. Я думал, что они должны понять: в мире есть много прекрасных вещей, есть специалисты, которые искренне любят свою профессию, есть байдарочные походы и песни у костра, есть взрослые люди вокруг, которые читали книжки и помнят их. Я думал, что могу быть навигатором для детей в том, что такое хорошо, а что такое плохо. Конечно, в предметных рамках.

Да, я понимаю. Мне кажется, так случается, когда у учителя есть разрыв между его жизненными практиками и тем, что он преподает. Тогда он может впасть в грех гордыни. Мой любимый пример — Надя из «Иронии судьбы», которая говорит, что ошибки учителей на самом деле опаснее, чем ошибки врачей, только не сразу видны. Но у нее жизненные практики были совершенно другие. Или как в фильме «Дорогая Елена Сергеевна», когда учительница пустила к себе на порог детей. Она думала, что играет в некое материнство, в «сердце отдать детям, а значит, всю жизнь» и т. д. Она, на самом деле, не понимала, кто перед ней, не понимала общество, в котором живет.

Верно. Я просто хочу сказать, что так называемый хороший учитель, о котором мы еще поговорим, — это человек, который на самом деле привил ребенку те, прости господи, компетенции, которыми можно пользоваться. Во всяком случае, компетенции, которые прививались на уроках гуманитарного цикла, оказались невероятно востребованными в современном обществе. Я думаю, мы были очень хорошими учителями литературы, потому что объяснили детям, как в своей жизни пользоваться навыками чтения, думания, составления текстов. Например, я студентам рассказывал, что на сайте знакомств вы за 30 секунд можете понять, продолжать ли общение с человеком. Я объяснял им, какой тип орфографических ошибок мгновенно говорит о том, что человек никогда ничего не читал и т. д. И это называется «пользование гуманитарными знаниями».

Все, что называется общеобразовательной школой, находится на очень длинном, так сказать, отрезке, конечные точки которого представляют собой разные вселенные. Но тем не менее нам нужно говорить о социальном портрете. Общество транслирует глубинное мировоззренческое противоречие по отношению к роли образования и учителя. Мы убеждены, что «нормальный человек не пойдет работать в школу», но очень хотим, чтобы наш ребенок попал к хорошей учительнице, которую мы на самом деле презираем. Учитель в некотором идеальном представлении общества является человеком с набором взаимоисключающих качеств. Он должен быть тактичным, понимающим, умным, развивающимся и смиренным, чтобы не ушел из школы после очередного стресса, скандала, маленькой зарплаты, отсутствия карьеры. При этом, конечно, хорошо бы, чтобы он был прикольным, свободным и обладал менеджерскими качествами. А еще с точки зрения администрации хорошо бы ему быть идеальным клерком.

Вот это очень любопытно. Очень многие лучшие, звездные педагоги высказываются против ЕГЭ. Я могу сказать, что ЕГЭ плохой, потому что мы учим высокому, вечному, а на этом экзамене детям задают какие-то дурацкие вопросы. И учителя высокого полета имеют право так считать, потому что они все равно уже всему детей научили. Знаете, как говорят? До того как вы занялись философией, вы видите гору и реку. Когда вы начинаете заниматься философией, вы вместо горы и реки видите что-то другое. А когда вы прекратили заниматься философией, вы снова видите гору и реку, но уже по-другому. В каком-то смысле ЕГЭ — это способ увидеть то, чем вы занимаетесь, с другой точки зрения. Мне кажется, это важно. Учитель должен нести ответственность за свое развитие, за свое самообучение и за то, что ему самому интересно, простите, «шевелиться» в этом мире.

Да. Потому что школа — это в том числе рутина. Даже в словах песни «встречай, учи и снова расставайся» уже заложена некая рутинность. И мне представляется, что учитель интересен другим, только если он интересен самому себе, а самому себе он интересен, если он учится и развивается.

Именно! Мне кажется, если бы и родители, и учителя, и директора поняли, что школа — это просто один из этапов жизни, который на 90% состоит из процесса и на 10% из результата, тогда можно было бы привлекать в качестве педагогов совершенно новых людей. Что такое педвузы, кроме невероятной архаики и абсолютно контрпродуктивной траты бюджетных денег? Я прекрасно знаю современные прогрессивные образовательные институции, я знаю хороших учителей, я сам читаю им лекции и сам постоянно придумываю, как лучше раскрыть тему людям, которые хотят меня слушать. Но я никогда не слышал о том, что есть невероятно мощная педагогическая идея, инновация, технология, к которой стоит присоединиться, чтобы многое изменилось.

На самом деле, это совсем неплохо, если школа будет в том числе выполнять очень важную функцию стабильности, традиционности, отчасти консерватизма. Потому что, как мы видим, сохраняется связь поколений, традиций. Не все в меняющемся мире является положительным, иногда нам нужно посмотреть, что происходит нового с точки зрения некоторой стабильности. Знаете, у Солженицына в «Матрёнином дворе» главная героиня слушает по радио, что произвели столько-то новых тракторов. Она говорит: «Все новое и новое. Куда старые складывать будем?»

С другой стороны, чтобы школа не превратилась в музей или кладбище, необходимо реально живое профессиональное сообщество с постоянным круговоротом идей, встреч, путешествий и разговоров. Я не говорю сейчас про официальные съезды или абсурдный конкурс «Учитель года». Давайте еще на полном серьезе выяснять, что вкуснее: селедка под шубой или торт «Прага»? Чем один хороший учитель хуже другого? На мой взгляд, это мероприятие — архаичный бред на грани безумия.

Я просто говорю сейчас о первом уровне. Когда мы вдруг понимаем, что наш опыт не уникален, тогда есть крючок, за который мы можем зацепиться, чтобы дальше расти. Очень важно посмотреть на других людей, обнаружить себя живым. Человеку нужно утешаться и обмениваться опытом.

Когда «Европейская гимназия» присоединилась к международному бакалавриату, мы стали ездить на учительские конференции. Я до сих пор считаю, что в международном бакалавриате есть много пустых и ненужных вещей. Но это не имеет никакого значения в данном случае. Я увидел преподавателей литературы из Швейцарии, Франции, Объединенных Арабских Эмиратов, Америки, Венгрии, и я вдруг понял, что мы занимаемся все вместе одним делом. Было очень круто почувствовать, что человек в другой стране и с другим бэкграундом делает то же, что и ты, и с ним можно поговорить. Это очень важный момент — движуха внутри профессии, которая и возвышает, и смиряет, и утешает. Учителю больше ничего не нужно.

Понимаете, я ушел из школы, когда понял, что у нас все разговоры в учительской про то, что Иванов опять плохо себя ведет. А это примерно такая же бессмысленная информация, как-то, что за один доллар дают 70 рублей, как-то, что погода паршивая.

Я стал работать на радиостанции «Серебряный дождь», где по коридорам ходили гламурные монстры, зарабатывающие огромные деньги. Они объясняли мне, что я не могу никого привлечь своим голоском и т. д. Это была невероятно конкурентная среда. Тем не менее я 15 лет разговаривал там о литературе.

Мне кажется, что директор школы всегда должен быть публичной фигурой. Школа должна быть в каком-то смысле домашним делом, тем, что называется local community. Должна существовать прозрачность и в хорошем смысле семейственность.

Если проводить аналогии с медиа, то директор школы не должен быть коммерческим директором — он должен быть главным редактором. У него должно быть время ходить по урокам, разговаривать с детьми, с родителями, создавать образ школы, хорошо бы ему преподавать хотя бы в одном классе. Он должен быть духом школы, а не полицейским. И мне кажется, что я говорю банальные, очевидные вещи, но у нас директор государственной школы с середины лета уже находится на испытаниях. К 1 сентября он уже без сознания. А потом он еще весь год должен «протащить». А потом ему говорят: «А почему у вас такое плохое настроение? Не видим радости». Прозрачность, мне кажется, это главное. Потому что в школе не происходит ничего, что надо скрывать. Там происходит жизнь.

Да. Учителю, кроме вот этой движухи, абсолютно необходим раз в пять лет полностью оплаченный отпуск на полгода, чтобы в это время заниматься саморазвитием. Учитель очень истощается. Дело в том, что ему никогда не заплатят столько, сколько представителю среднего класса. Но учитель — это человек, который живет впечатлениями. Ему необходимо вообще отвлечься, чтобы что-то прочесть, написать, заняться какими-то совершенно другими вещами. У Мандельштама есть такая строчка: «Одиссей возвратился, пространством и временем полный». Вот и учитель может зайти в класс только тогда, когда за ним тянется огромный шлейф из пространства и времени. И 56 дней отпуска — это совсем не то, о чем я сейчас говорю. Учителю нужно время для ничегонеделания.

Спасибо вам большое. Оказалось, очень приятно подумать о том, что было страшно актуально для меня 15 лет назад, и понять, что это все для меня живо. В какой-то момент я хотел стать директором школы, но потом понял: не смогу, моя личность устроена по-другому.


Беседу вела Галина Ларионова,
независимый HR-консультант в образовании