Производство будущего

Это вопрос действительно сейчас более чем острый. И мне кажется, первое, что нужно сделать, — это сбавить его остроту и спокойно заняться системной планировкой. Лидер страны в своем послании Федеральному собранию зафиксировал несколько тезисов. На самом деле это результат очень долгой проектной работы, которая велась под руководством министра науки и высшего образования в группе, в которой в том числе и я участвовал. Было даже несколько таких групп. Речь идет о необходимости трансформации системы. Уровневая модель не продемонстрировала того эффекта, на которой рассчитывали. Внешний контур сейчас таков, что мотивация, в рамках которой создавалась прежняя модель, в данный период развития страны не является столь же актуальной, как 20 лет назад. Есть вещи, которые, безусловно, относятся к достижениям уровневой модели, связанные прежде всего с введением национального экзамена. Я сейчас рассуждаю с точки зрения ректора и никого другого. Первый эффект — ЕГЭ радикальным образом понизил коррупционный эффект приемных кампаний в вузах. Второе — была создана беспрецедентная ситуация мобильности для абитуриентов, они действительно могут выбирать себе университет.

Но насколько бакалавриат в связке с магистратурой оказался эффективен для удовлетворения нужд реальной экономики, а не просто получения образования? Нет, он оказался неэффективен. К счастью, в системе по-прежнему существуют элементы специалитета. Заметьте, мы никак не тронули медицинское образование, которое существует в масштабе шестилетки (единственное, ушла интернатура — это также отдельная проблема, мы можем потерять, например, огромный контингент индийских студентов, изучающих медицину, в Индии есть требования относительно этого уровня). У нас в БФУ, например, специалитет существует в специальности «Биоинженерия и биоинформатика», это пятилетняя программа с двумя ядрами. Система и до настоящего момента жила в состоянии гибрида.

Сейчас наша задача — не спешить выстроить новую модель, где будет все подряд, а продуманно, если поставлена лидером такая задача, перейти к специалитету. Это мононаправление, которое прежде всего должно гарантировать качество ядра. То есть приоритет — не востребованные в глобальном сообществе и, безусловно, очень нужные универсальные компетенции, а именно качество предметного образования. Вот на что на самом деле направлена реформа. Страна в ближайшие годы в рамках новой политической конъюнктуры должна будет заняться, по сути дела, новой индустриализацией. Если так, то действие номер раз — это создание новых ФГОС. Если мы строим в стране выделенную индустрию 3.0, 4.0, то предстоит создать hard-ядро, довлеющее над всем остальным.

У нас могут появиться вариативы, многоэтапные и нелинейные траектории: после специалитета может быть магистратура, где-то останется только бакалавриат. Мы просто переходим к расширению гибридной композиции. Безусловно, должен высказаться регулятор, задать внятные проектные рамки. Учитывая срочность задачи, которая стоит перед нашей державой, времени очень мало. Согласно озвученным министром решениям, приемная кампания 2024−2025 годов будет уже другая. Она должна быть настроена именно на эту композицию: востребованные в экономике страны тяжелые направления специалитета, поддержанные обновленными ФГОС. И дальше следующий этап, не менее важный — создание новых образовательных логистик, мы обязаны гарантировать вариативность при переходе с траектории на траекторию. Сделать это непросто, поэтому все зависит от последовательности и системности действий регулятора.

Старт этой работе дан. Есть позиция министра, озвученная на Совете по науке и образованию при президенте Российской Федерации. Конкретные действия я, к сожалению, комментировать не могу — это прерогатива министра.

Абитуриентов зря беспокоить не станем. Эта приемная кампания проходит в стандартном режиме. Мы ожидаем некоторых улучшений качества работы суперсервиса, с которым в прошлом году были огромные проблемы. А что касается БФУ, мы продолжаем расширять номенклатуру направлений и в этом году запускаем несколько новых, важных для региона направлений подготовки.

Ценность, которую в нашей стратегии мы определяем как «наследие», безусловно, важна для отечественных вузов, а в сегодняшний политический момент важна как никогда. Предпринимаются колоссальные усилия, чтобы встроить воспитательные треки в деятельность университета. Я бы сказал, что какие-то вещи у нас действительно начали получаться. Как в стране, так и в университете, потому что мы действительно сформировали ядро молодежной политики. Все федеральные решения по внедрению воспитательного компонента в образовательные программы выполнены. И эффект от этого мы увидим уже через два года на третий, когда не останется ни одного выпускника, который бы не прошел специальные модули воспитательного плана.

Молодежная политика для нашего университета — это совместный труд по воспитанию патриотически настроенного человека. А ведь патриотизм в том числе реализуется через персональный успех ради национального развития. Вся система нашего университета настраивается на поддержку персональных жизненных образовательных маршрутов. И что для нас еще более важно — это производство сообществ. Они могут объединять студентов на основе внеучебной, научной, волонтерской деятельности и т. д. Университет должен стать репликантом студенческих сообществ, которые поддерживаются внутренними грантами, участием в федеральных программах «Стартап как диплом», «Стартап-студия». Именно в сообществах создаются группы, помогающие пробудить и реализовать индивидуальные амбиции.

Считаю, что искусственный интеллект вполне инкорпорирован в процесс и никакого линейного образовательного процесса давно не существует. Три последних студенческих поколения прекрасно разбираются в том, как работают нейросети, как им заказать реферат, курсовую работу. А самые большие специалисты прекрасно делают на них и выпускные квалификационные работы. Это нужно было давно принять за аксиому, сделать правильные выводы.

Сейчас любой образовательный продукт в данной точке будущего, а мы находимся в рамках будущего, кроме которого ничего не существует, — это кооперативный эффект двух сторон, даже, может быть, трех сторон: студента, преподавателя и исследователя со встроенным и распространенным в нем цифровым присутствием. И игнорировать его, рассуждать о том, нужен он или нет, просто нелепо. Эта структура, становясь неотъемлемой частью любого образовательного продукта, перестает быть логистическим решением, оболочкой. Она становится управляющим конструктом. И когда мы отказываем себе в этом понимании, то выглядим смешно. Попытки что-то запретить, извините, коллеги, выглядят убого.

Теперь у нас есть не просто пара преподаватель — студент. Нейросеть является третьим актором в создании коллективного образовательного продукта. Надо разрабатывать методику, способную помочь этой тройке сформировать необходимые для взрослеющего человека-студента компетенции, вывести его на работодателя, который также готов принять новую реальность. Мы сейчас активно переживаем ту самую курцвейловскую сингулярность. Не надо рассказывать, что искусственный интеллект где-то там возникнет. Он уже возник, просто не в той форме, которую мы ожидали.

Это роль посредника, который радикальным образом облегчает выполнение поставленной задачи. Вот главная характеристика, которой мы должны достигнуть. Мы имеем дело не с чем-то вредным или имитирующим результат, а с тем, что помогает быстро преодолеть стадии первой и второй аналитики, на что тратится колоссальное количество времени и ресурсов, и заняться тем, чем на самом деле должен заниматься университет — созданием образовательно-научной инновации. Университет вполне может выступить в роли адаптера, стремящегося к согласованности действий между нейросетью и преподавателем. Речь идет о создании средовых решений для связки между всеми акторами процесса и для достижения действительно эффективного результата.

Я считаю, что мы продемонстрировали если не блестящую, то очень качественную работу, чтобы создать максимально эффективную модель взаимодействия с регионом. Результаты мы увидим уже через три года, для этого созданы все условия. Во-первых, мы инициировали базовое средовое решение — без всякого преувеличения судьбоносное для университета и категорически важное для региона. Речь о новом кампусе. Это не просто стройка, но онтологическое решение по созданию новой университетской среды в самом западном регионе страны. Поэтому и такое название — неокампус. Одна из важнейших миссий БФУ для региона — в обеспечении притока молодых энергичных людей, высокоинтеллектуальной элиты, готовой совершать прорывные исследования. До сих пор мы обеспечивали до 15% притока квалифицированной трудовой силы в регион. После того как заработает неокампус, через пять — шесть лет, мы будем обеспечивать до 30% притока.

В предшествующие пару лет мы сформировали несколько внятных решений по работе с индустриальными партнерами, которые впервые пришли в регион. Что любопытно, все эти индустриальные партнеры (я сейчас ничуть не преувеличиваю) заходили в регион через ворота университета. Тоже не желая превозносить наши достижения, хочу подчеркнуть, что губернатор Калининградской области Антон Андреевич Алиханов умеет разговаривать с партнерами, и поэтому, заходя в университет и оказавшись в региональном правительстве, они больше не уходили, а оставались в регионе. Я говорю, например, про «Росатом», который сначала провел глубокое обследование университета, увидел, что мы можем в исследовательском и образовательном плане, а после этого вместе с губернатором принял решение строить здесь завод по производству литиевых батарей, чем сейчас и занимается.

Такая же история несколько раньше произошла с компанией «Хевел», которая производит солнечные батареи. Они сначала пришли к нам, а потом в индустриальном парке «Черняховск» стали строить завод (уже заканчивают). То же самое и с нашим давним партнером «Факелом» — это завод «Роскосмоса», который производит спутники и плазменные двигатели для спутников. В нашем лице они нашли партнера для разработки новых решений в области материаловедения и нанотехнологий. Все три партнера заказали нам образовательные программы, часть из которых уже реализуется с «Хевелом», а с «Росатомом» стартует с 1 сентября. И это позволило нам радикально реконструировать программу машиностроения — сейчас я говорю о влиянии заказа «Факела». Наша большая любовь — разработка плазменных двигателей для спутников еще впереди, нам предстоит создать передовую инженерную школу в двухъядерной композиции. Для нас это очень важно. Мы действительно сработали опережающим образом на возникновение нового промышленного сектора в Калининградской области.

Также у нас есть миссия по качественной подготовке врачей и по расширению номенклатуры, в частности по стоматологии; следующим этапом будет медицинская кибернетика, получили лицензию по психиатрии. А по запросу судебной системы региона мы формируем специалитет по судебной и прокурорской деятельности в глубоком партнерстве с областным и арбитражным судом области. Это удачный пример взаимодействия, направленный на решение кадровых вопросов региона.

Вы знаете, мной периодически овладевает скепсис по поводу перспектив гуманитаристики в России. И не мной одним. Любой чиновник, который ничего не понимает в гуманитарных науках, всегда скажет: «А где же ваши публикации, которые издаются десятками тысяч томов на Западе, в других странах мира? И почему вся история видится какой-то крафтовой, связанной с людьми, занимающимися сугубо своими делами?» Я считаю, что это скорее вызов, чем причина для организации похорон. Тем более что философию все хоронят последние три века. За исключением, может быть, Брентано. Выступая на семинаре Венского философского общества в 1892 году, он предрек, что в ХХ веке философия вернет свое королевское положение и будет править миром. Он не очень ошибся, потому что базовые идеи, связанные с тяжелыми метафизическими конструктами (это и коммунизм, и идеология свободы Соединенных Штатов), родились именно из глубокого философского осмысления, прежде чем стать политическими программами.

Сейчас, как, собственно, это бывает с нашей страной раз в полвека, перед гуманитарными науками предстали, с моей точки зрения, три вызова.

Первый — стать полезными своей стране. Иногда гуманитарии должны брать на себя ответственность и говорить свое слово. Пока только политические власти страны активно занимаются созданием ценностной программы. Например, президент устал ждать и издал приказ, где были обозначены определенные ценности, которые, с его точки зрения, отвечают потребностям страны. А по логике они должны были базироваться на глубоком гуманитарном анализе и продуманной платформе для их реализации. Сейчас событие уже состоялось, и гуманитарии должны внести свой определяющий вклад в помещение этих политических конструктов в широчайший культурно-исторический контекст. Политики должны увидеть в гуманитариях экспертное сообщество, способное создать среду для принятия решений и выработки политического концепта, связанного с теорией ценностей.

Вторая задача, которая стоит перед гуманитаристикой, — это выработка этической программы. Она влечет за собой существенные перемены и в тех стандартах, по которым создаются образовательные программы, и в номенклатуре научных исследований. Если мы намерены обратиться к наследию, то это прямая обязанность гуманитариев. И от нас, причислю себя к гуманитарному сообществу, зависит, услышат ли нас политики. Качество исследований, настойчивость и готовность взять на себя ответственность за эти исследования — важнейшая задача гуманитарной науки.

И последнее: современная гуманитаристика не может существовать без понимания того, что цифровая структура любого гуманитарного исследования сейчас является абсолютно насущной вещью. Вы знаете, я тут проделал популярный эксперимент с ChatGPT. Задал ему 10 очень корректно сформулированных вопросов, связанных с современными проблемами образования. И получил вполне квалифицированный ответ, который, в принципе, можно передать любому чиновнику, занимающемуся управлением образованием, чтобы он произнес речь на каком-нибудь собрании. Это, кстати, навело на мысль, что нейросеть просто обязана использоваться для подготовки отчетов за учителей.

Да, вопрос только в том, чтобы научить нейросеть делать это качественно. Люди, которые не играли с передовыми системами распознавания образов, не работали с крупными массивами нарративов, могут не понять, о чем идет речь, но настоятельно рекомендую провести эти эксперименты, избавиться от иллюзий. Это действительно сильно облегчает жизнь, но надо понимать, что мы также несем ответственность за то, что мы породили. А именно человечество породило нейросеть, а не наоборот.

Илон Маск, который, как вы понимаете, не любит абсолютно ничего регулировать, а любит свободное творчество, еще в 2014 году говорил: «Мы немедленно должны выступить в качестве регулятора для того, чтобы потом не лить горькие слезы и не обвинять некоторый абстрактный искусственный интеллект в том, что он нами управляет». Вот это и нужно сделать! Воспользоваться тем, что мы создали, а не пытаться отодвинуть в сторону. Я бы, конечно, хотел видеть рядом с собой посредника-навигатора, который соберет мне необходимые данные, быстро проанализирует корреляции и сделает за меня рутинную работу. Но дело гуманитария при этом прибегнуть к апоретике как искусству правильной постановки вопросов, формулировать идеи и запускать герменевтический круг, то есть дать внятное предсказание получаемого результата и начать его коррекцию. Если ученый не может с этим справиться, ему надо заняться чем-то другим. Например, пойти управлять университетом.

Наследие великих мыслителей не может быть невостребованным. Это всегда колоссальный ресурс для мышления, для рефлексии. Для мышления, в том числе и критического. Потому что критическое мышление, которое создавал Кант, тоже может быть подвергнуто критическому осмыслению.

На протяжении тысяч лет люди пытались соизмерить себя с этим миром, пытались понять, какова роль в этом мире войны, какова роль сопротивления злу, какова роль исторической личности, кто является тем, кто на самом деле производит будущее, а кто только думает, что он его производит, каким образом складываются сложные когнитивно-антропологические сообщества, которые отвечают за то, чтобы будущее не только было произведено, но и было сохранено и окружено заботой? Для этого и существует колоссальная человеческая, общечеловеческая история идей. Для того чтобы черпать из нее, смотреть, как решали эти вопросы наши предки.

Мы ставим патрона нашего университета Иманнуила Канта в ряд величайших мыслителей в истории, в том числе потому, что он один из немногих, кто думал о том, как должно быть устроено будущее. И он понимал, что его программа — не единственная. Мы и сейчас находимся в ситуации, когда в мире производится отнюдь не единственный вариант будущего. Я сейчас дописал книжку, наконец-то отдал в издательство. Она так и называется — «Производство будущего». У меня сложился сюжет, связанный с поколениями будущего. В одном из этих поколений глобалистика и универсализм являются довлеющим управляющим конструктом. Другое поколение, которое мы сейчас пытаемся произвести, связано с многополярностью, осмысленностью мира как многополярного. Человечество имеет огромный опыт в создании такой системы взаимодействия между странами, континентами, народами. И часто эта система терпела крах, потому что оказывалось, что невозможно горизонтально выстроить этические системы и сказать, что они будут искать между собой компромиссы. Это тоже приводило к кризису.

С не менее трагическими событиями было связано такое поколение будущего, которое условно можно назвать титанистским, с ним человечество знакомо без преувеличения многие сотни лет. Последний наш опыт знакомства с этим поколением — это XX век, когда две сверхдержавы пытались производить, с одной стороны, коммунистический дизайн мира, с другой стороны — свободный дизайн мира, ведь свобода для Соединенных Штатов — это, безусловно, метафизический концепт, придуманный не ими, но взятый в эксплуатацию. И эта ситуация схлопнулась. Помните, Гюнтер Грасс, великий пацифист, когда-то проходивший воспитательный процесс в школе гитлерюгенд и подвергший это серьезнейшей исторической рефлексии, когда ему вручали Нобелевскую премию, сказал, что мир постигло величайшее бедствие, что брат капитализма, коммунизм, исчез и теперь капитализм считает себя величайшим достижением человечества и преисполнен самомнения ввиду того, что он выжил единственный. И это принесет миру огромный вред, сказал Грасс, которого ни в коем случае нельзя заподозрить в симпатиях не то что к коммунизму, но к России в частности.

Когда мы сейчас говорим о том, что в мире есть единственный рецепт выхода из онтологического тупика, в котором на самом деле находится человечество при всей своей колоссальной прогрессирующей технической и цифровой мощи, мы лжем себе. Другое дело, какие логистики в нашем распоряжении есть для того, чтобы найти цель, ради которой стоит двигаться дальше. А ведь человечеству до сих пор этого не удавалось. Или наконец-то надо признать, что эта цель не может быть единственной. Основу этого мышления и закладывал Кант. Он прекрасно понимал, что мир никогда не может быть однополярным и категорический императив при всей фундаментальности этой метафизической идеи не может быть раз и навсегда ориентиром для всего человечества. Я считаю, что 2024 год — прекрасное время для того, чтобы собраться всем миром и подумать над тем, какую формацию ему придать, какой дизайн сейчас окажется актуальным. И какова здесь может быть роль профессора Иммануила Канта.

У нас есть указ президента, есть распоряжение правительства. Мы действуем по дорожной карте, выполняя все необходимые мероприятия. Запущена Школа критического мышления, проведена олимпиада по философии в прошлом году, которая действительно стала международной. Несмотря на обстоятельства, в ней принимали участие представители 11 стран мира. Много это или мало? Я считаю, что это хорошо, что приехали студенты из магистратуры и бакалавриата из 11 стран мира.

Программа «Умницы и умники» с ее бессменным лидером Игорем Павловичем Вяземским, нашим хорошим другом, почетным профессором нашего университета, готовит аж четыре телевизионных выпуска, посвященных Канту и его эпохе.

В 2024 году центром философских активностей будет Международный философский конгресс, который стартует 22 апреля 2024 года. Через некоторое время мы запустим портал этого проекта. Конгресс станет отнюдь не рядовым событием для нас, для российского образования и науки.

Этот вопрос мы обратим к международному сообществу и подчеркнем, что мы открыты для всего мира.