ED-БЕСЕДА

«Живем в России, работаем в Финляндии»

Михаил Сукиасян, основатель и директор школы «Поколение», рассказывает, как создать успешную школу своими руками и воспитывать при помощи свободы и доверия.
Денис Кравченко
Издатель журнала EdExpert
СПРАВКА
Михаил Артемович Сукиасян

Доктор исторических наук, профессор, награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени. Проректор по учебной и научной работе Волгоградской высшей партийной школы в 1989—1991 гг., ректор Волгоградского института управления в 1992—1995 гг., ректор Волгоградской академии государственной службы в 1995—2008 гг. Основатель и директор школы «Поколение» с 2009 г.
Вертикаль
Начнем с истоков: как возникла идея школы?
В образование я пришел неслучайно, поскольку рос и воспитывался в учительской среде. Можно сказать, я в школе родился: мама и папа были школьными учителями. Наверное, поэтому в образовании я всю жизнь чувствую себя вполне естественно.

За долгую (более 40 лет) работу в образовании мне довелось в том числе и создавать с нуля образовательные учреждения. Первым таким проектом была Высшая партийная школа, которую надо было сделать по заданию партии и правительства в 1980-е годы. Она благополучно почила под обломками Советского Союза, а я в 1991 году уже был у истоков создания Академии госслужбы, которой 17 лет потом руководил. Проект был успешный: вуз стал одним из самых престижных в регионе, да и в России у него была хорошая репутация. В рамках Академии существовали разные звенья образования: вуз, послевузовское образование, профессиональная переподготовка, аспирантура. Не хватало только школы — чтобы завершить вертикаль.
Доверие — один из главных признаков развития любой корпорации и любого общества и одновременно главный драйвер этого развития
Кстати мне позвонил тогда Евгений Петрович Ищенко, мэр города в тот момент, прогрессивный человек и руководитель, при котором город динамично развивался. «Слушай, раз вуз у тебя такой прекрасный, наверное, и школу сможешь сделать, частную желательно».

Мэрия оперативно определилась со зданием под будущий проект: мы получили в аренду ветхое строение 1949 года и капитально его отремонтировали за год. Так из стечения двух обстоятельств 15 лет назад и родилась новая школа.
Важный ценностный ориентир для вашей школы — это свобода. Что вкладывается в это понятие и как удержать тонкий баланс между свободой и вседозволенностью?
Кажется, это моя индивидуальная патология: я с детства человек очень свободолюбивый, независимый, не признаю насилия над собой ни в чем и всю жизнь боролся за право выражать то, что думаю, делать то, что хочу, дружить с кем хочу. Свобода для меня возведена почти в абсолют. Естественно, там, где я работаю, утверждается соответствующая атмосфера.

Конечно, я по этому поводу очень много претерпел неприятностей. Представляете, что такое быть свободным человеком, когда вокруг все не очень-то свободно? К личному пространству всех, кто меня окружает, тоже отношусь с трепетом, стараюсь никого не обидеть, не строить отношения, опираясь на административный ресурс, общественное положение.
Закон, который работает
Как удается создать атмосферу доверия? Не было попыток злоупотребить этим?
Было бы неправдой сказать, что все, кто приходил в команду, принимали наши идеи на ура. Некоторые с изумлением обнаруживали себя в совершенно непривычной атмосфере и надолго не задерживались. Вообще, люди ко мне приходили не оттого, что я их звал, и уходили не оттого, что прогонял. Сами подтягивались те, для кого чувство собственного достоинства, уважение к себе и окружающим — не пустые слова. Те, кто, как и я, не терпят, когда их ставят в угол, наказывают рублем или отчитывают. Так происходило нечто вроде самоотбора на основании закона притяжения подобного. У нас мало какие законы в стране действуют, но этот, безусловно, работает.
Как на уровне «педагог — ученик» реализуются эти принципы?
Когда я был ректором, студентам ко мне был открыт доступ в любое время. Моя задача была представлять и защищать их интересы. В школе то же: я представитель детей и всегда пытаюсь себя поставить на их место, чтобы понять, интересно бы мне было или неинтересно жить так, как предлагают, скучно или нескучно, трудно или нетрудно.

И преподавателей я все время призываю выстраивать такую коммуникацию с детьми, которая у них вызывает доверие. Не стоит полагать, что у учителя есть административное право карать и миловать, что он может оценками учеников воодушевить или, наоборот, осадить. Их ведь не обманешь: строгий и справедливый, а главное, неравнодушный — вот идеал преподавателя. С таким они охотно вступают во взаимоотношения. Я как-то ознакомился с результатами анонимного опроса среди ребят и был потрясен тем, насколько они жаждут нормальных доверительных отношений. Там был прямо-таки крик души — в адрес родителей преимущественно — что те их воспринимают как несмышленых малышей. Преподаватель, который эту потребность понимает, чувствует, имеет шансы на успех.
Если ребенок выйдет из школы с пониманием, зачем он пришел в этот мир, — за это можно ставить школе пятерку. Если его просто хорошо подготовили к ЕГЭ — четверку. А если не сделано ни то ни другое, то такая школа и не нужна
К сожалению, какую сферу ни возьми, везде уровень доверия у нас очень невысокий, а это приводит к отчуждению, люди не раскрывают свои лучшие качества, а, наоборот, окукливаются, съеживаются и живут в броне. Поэтому мне кажется, что доверие — один из главных признаков развития любой корпорации и любого общества и одновременно главный драйвер этого развития.

И еще что очень важно понимать: атмосфера свободы и доверия — это не дело вкуса или пристрастия отдельных людей в образовании. Это — необходимое условие формирования современного человека, способного адаптироваться к быстро меняющемуся миру, овладеть теми гибкими навыками, о которых непрерывно твердят все футурологи мира!
От нуля до истины
В условиях классно-урочной системы и фронтальной педагогики, наверное, особенно трудно установить доверительные отношения? Сама схема ограничивает развитие такого качества отношений.
Именно так, потому мы в школе пытаемся уйти даже от атрибутов привычной схемы «учитель — ученик». Убираем, например, парты и ставим круглый стол, за который преподаватель садится вместе с детьми, символически разрушая стандартную ролевую позицию.

За время работы я усвоил одну простую вещь: знания, добытые ребенком самостоятельно, в дискуссии, в тысячу раз важнее, чем-то, что сказано с трибуны, от классной доски, из-за учительского стола. Это все в одно ухо влетает, в другое вылетает. А вот если ребенок вместе с вами прошел путь от нуля до истины — такие знания навсегда. А главное — в этом случае мы даем ребенку механизм получения знаний, помогаем развивать аналитические способности. Поэтому мы сейчас строим новую школу, Центр дополнительного образования, где вместо классов будут лаборатории, салоны, студии, а дети будут приходить не на урок в класс, а как будто на работу — исследовать, экспериментировать вместе с педагогами, в том числе вузовскими, которых мы к этому делу привлечем. Классно-урочная система, которая существует уже тысячу лет, исчерпала себя, начинает рассыпаться. Она настолько ветхая, неактуальная, настолько не соответствует новой парадигме образования, что падение должно быть быстрым.
Символично, что в новом проекте у вас соединяются основное и дополнительное образование, об условности разделения которых давно говорят. Дополнительное может стать основным?
Дополнительное образование должно давать то, чего ребенок не нашел в основном. В этом смысле дополнительное действительно может стать основным в жизни ребенка, его профессией, судьбой, определить траекторию его жизни. Еще нужна единая композиция дополнительного и основного образования, чтобы дать ребенку максимально широкий диапазон поиска.

Ведь самое главное сегодня в школе — это поиск самого себя. Я с удовольствием наблюдаю за инновациями в этой сфере в некоторых странах. Неожиданный пример — это Казахстан, который очень живо перенимает самый прогрессивный мировой опыт в образовании. У них занятия каждый день начинаются с урока самопознания. Так вот, это самопознание мне кажется даже более важным, чем собственно образование в школе. Если ребенок выйдет из школы с пониманием, зачем он пришел в этот мир, чем он мог бы заниматься, — вот за это можно ставить школе пятерку. Если его просто хорошо подготовили к ЕГЭ — четверку. А если не сделано ни то ни другое, то такая школа и не нужна.
Следите ли вы за дискуссией вокруг нового проекта ФГОС?
С тревогой слежу, потому что мне очень нравится ныне действующий стандарт. Он написан умными людьми и открывает большой простор для творчества педагогов, для авторских проектов. У меня часто спрашивают: «У вас школа авторская?» Я говорю: «Да, но авторов у нас много: каждый педагог — автор, а у меня задача — создать условия, чтобы они творили в этой школе». Так вот нынешний ФГОС как раз ориентирован на новую образовательную парадигму, где дети в основном не набиваются знаниями, а пытаются их добыть. Мне тревожно оттого, что пытаются изъять из ФГОС его главное завоевание — ориентацию на то, чтобы ребенок думал, а не просто учил.

Но даже если это уйдет из ФГОС, и тогда не будет катастрофы, потому что даже в простой сельской школе судьбу образования решает не столько министр или учебник, а учитель и ученик. И если есть хороший учитель — он нейтрализует издержки непродуманных инициатив или иные крайности. На это вся надежда — что хороший учитель спасет детей, спасет школу.
Нет драйвера, кроме образования
Чего не хватает, на ваш взгляд, в регулировании системы общего образования?
Финны, у которых, как известно, лучшее в мире образование, начали реформу с главного: ликвидировали все органы управления образованием, оставив одного министра да двух замов. Деньги направили на зарплаты учителям и доверили педагогическому сообществу решение профессиональных вопросов.

У нас же система управления образованием громоздкая, постоянно продуцирует инновации, чтобы оправдать свое существование. Но самая большая ошибка, на мой взгляд, состоит в попытке управлять самим процессом, а не конечным результатом. Наше образование много бы выиграло, если бы государство сформулировало четкие критерии оценки результатов работы образовательных учреждений, предоставив им свободу в выборе путей достижения этой цели.
Но частное образование в уникальном положении. Я всегда говорю, что мы живем в России, а работаем в Финляндии. Государство дает нам лицензию и раз в пять лет проверяет, соответствуем ли мы государственному стандарту, есть ли квалифицированные педагоги, материально-техническая база, — вот и все управление. Если бы вся система образования управлялась так же, как частные школы, образование бы расцвело, я в этом не сомневаюсь. Оно бы добилось успехов в реальной жизни, а не на бумаге.

Вот мы ищем национальную идею уже 30 лет, а почему бы не сделать образование такой идеей? Неужели понадобится кого-то убеждать, что через образованных людей мы можем подняться к головокружительным высотам, решить любые технологические задачи, стать счастливыми и процветающими? Нет другого драйвера, кроме образования.
Выйти из тени
Какие простые шаги может предпринять государство, чтобы таких школ, как ваша, стало больше, чтобы закрыть запрос на иное качество образования?
С одной стороны, государство понимает, что полностью нести бремя расходов на образование — уже непосильная ноша, что надо подключать родителей. Более того, родители и так включены в финансирование образовательного процесса. Не секрет, что без помощи репетиторов поступить в хороший вуз сегодня невозможно. В миллионном городе оплата репетиторов в старших классах и обучение в частной школе сопоставимо по суммам. Но только частная школа за эти деньги дает полное образование по всем предметам, дополнительное образование, кормит четыре раза в день и притом полностью прозрачна для родительского контроля.

Но государство должно, оставив кокетство, определиться: если привлекать родителей к финансированию образования, то делать это открыто, по понятным правилам, смелее поощрять частное образование и муниципально-частное партнерство. Пока государство как бы стесняется того, что есть частные школы.
Как вам удается вовлекать родителей в процесс и какая роль им отводится помимо финансового участия?
Мы с родителями подписали пакт о ненападении. Уж если они решили быть с нами, то они нам доверяют, принимают тот факт, что мы с ребенком будем работать целый день с утра до вечера и так 15 лет. Как профессионалы мы для его образования сделаем все возможное.

«И что, домашнее задание делать не надо?» — удивляются они. «Не надо. Сделаем в школе, а что не успеем — дома, но без вашего участия». В том и смысл домашнего задания, чтобы ребенок учился самостоятельно работать. Гораздо полезнее, если родители сходят с детьми на футбол, на хоккей, займутся любым другим делом, только не уроками. А то когда вся семья начинает делать уроки — это скорее рушится семья, чем делаются уроки.
Пока государство как бы стесняется того, что есть частные школы
В остальном родители участвуют в школьных проектах самым активным образом: дают открытые уроки, мастер-классы в своей профессиональной области, психологические тренинги, бизнес-семинары, продают вместе с детьми поделки на школьных ярмарках, бегают, прыгают, тянут канаты на спартакиадах. В прошлом году начали проект по профориентации с участием родителей-наставников на базе реальных проектов. Но в любом случае все это занятия, которые не связаны с учебой, а связаны с жизнью, с развитием детей. И надо сказать, родители охотно включаются в эти школьные дела, это при всей своей занятости.
Море воспитания
Школа должна воспитывать или это все-таки прерогатива семьи?
Воспитывается ребенок в самые ранние годы, до 7 лет, когда закладывается этический кодекс. Школа может только поддержать эти ценности, вместе с родителями их развивать. И если ценности школы и конкретной семьи совпадают, то школа может очень много, но она бессильна, если в ранний период ребенок был упущен.

Вообще же воспитание из школы невозможно не то что убрать, а даже отделить от образовательного процесса, потому что учитель воспитывает всем своим существом: тем, как говорит, как одет, как ведет себя в той или иной ситуации. Урок — это не только исследование предметного знания, но и всегда урок жизни. Каждую минуту происходят какие-то нравственные конфликты, открытия, так что в школе целое море воспитания.

Родители тоже не должны воспитывать словами, а скорее должны себя вести соответствующим образом. Вот дети видят, как поступает отец, как относится к своим родителям, коллегам, — это и есть воспитание. А рассказывать им, что надо быть порядочным человеком, — бессмысленное занятие.
Школу дочери вы доверили со спокойной душой, ведь она росла в вашем ценностном поле. Как случилось, что это ваше общее дело, которым вы оба живете?
Все мои дети очень разные, наверное потому, что я как отец и воспитатель был таким же безалаберным, как и руководитель, предоставляя детям полную свободу. Один из сыновей так самоопределился: «Я тебя очень люблю, папа, но не хочу быть только сыном Михаила Артемовича, хочу быть самим собой и состояться как личность». Окончил вуз, теперь один из ведущих диджеев России и не имеет отношения к моей профессии. Что касается дочери, у нас всегда были особенно доверительные отношения, несмотря на то, что мы очень разные.

Сейчас многие предприниматели озадачены вопросом, как передать детям свой бизнес, чтобы они его не профукали. Один из возможных вариантов — создавать его вместе, чтобы ребенок прошел все этапы, сделал все ошибки вместе с вами. Тогда не надо опасаться, что передаете дело незрелому человеку, который не сможет его сохранить.
Михаил Сукиасян с выпускницами
У меня с Александрой как раз такой счастливый случай. Пока я ректорствовал, одним глазом посматривая на школу, она уже занималась ею. А надо сказать, она очень хороший менеджер и человек с характером, в отличие от меня. Еще студенткой организовывала мероприятия вполне себе федерального уровня и сейчас общественно активней меня в тысячу раз: она выступает на самых различных федеральных площадках — и в структурах женского предпринимательства «Опоры России», и в Совете Федерации, и на экономических форумах. Словом, это состоявшаяся личность, яркая, интересная, поэтому с ней как с партнером работать легко. Бывает, и ругаемся, и ссоримся, но это позволяет смотреть на проблемы нашего дела с разных сторон. Вот так, дополняя друг друга, работаем уже много лет. Выходим с ней вечером прогуляться на набережную, а друзья, знакомые уже знают: если эти двое так эмоционально общаются, значит, в школе «Поколение» будут какие-то перемены.
Перестать быть школой
Куда будет двигаться «Поколение» в ближайшие годы? Что важно сделать?
Мы интуитивно ухватили одну важную идею, хоть она еще не до конца сформулирована. Чтобы стать успешной и привлекательной для детей, школа должна перестать быть школой и стать центром притяжения, где людям просто интересно учиться, работать, где происходят интересные события. Все, что есть выдающегося, мы тащим в школу и обросли уже огромным количеством проектов. Кроме самой школы, в которой обучается около 400 детей, у нас есть сеть детских садов, в которых готовятся к школьной жизни более сотни детишек, Центр подготовки к ГИА, который посещает более 400 городских старшеклассников. Мы вообще очень открыты и охотно приглашаем в свою школу учителей и учащихся городских муниципальных школ. Приезжают, к примеру, к нам преподаватели из ВШЭ почитать лекции в нашем предуниверсарии — мы зовем весь город. Выиграли президентский грант (а это случается ежегодно, и по два раза) — привлекаем весь город, молодых учителей например.
Чтобы стать успешной и привлекательной для детей, школа должна перестать быть школой и стать центром притяжения, где людям просто интересно учиться, работать, где происходят интересные события
Все это делается для того, чтобы дети видели интересную интеллектуальную жизнь и реальных героев своего времени: успешных предпринимателей, артистов, интересных людей. Все они должны бывать в школе, делать совместные проекты с ней. Тогда ребята с детства привыкнут ставить перед собой амбициозные задачи и их выполнять. Я обычно это в виде тоста произношу: есть три вещи, которые надо обязательно сделать в жизни, — найти себя, найти своих людей и свое дело. Ребенок должен понимать, что таковы его личные задачи — не папы, не мамы, не учителя, не директора.
В юбилейном разговоре хорошо вспомнить поворотные моменты в жизни школы и людей, с ними связанных. Всем сестрам по серьгам, как говорится. Были такие?
Было несколько моментов и встреч, которые заставили посмотреть по-другому на то, чем мы занимаемся. Они, в частности, связаны с Александром Николаевичем Малашкиным, нашим трехкратным, как я его называю, родителем. Это фигура очень значимая для региона. Он, по сути, создал инкубатор, креативное пространство для бизнеса в регионе.

Этот человек очень быстро вырос из просто успешного предпринимателя в философа. И своим личным примером и многочисленными активностями в предпринимательской среде он демонстрирует образцы самого передового бизнеса, социально ответственного и креативного.
Я шучу, что общение с Александром Малашкиным нужно выписывать, как доктор выписывает лекарства, — настолько это позитивный и «правильно устроенный» человек. Нас он заставил поверить в то, что мы не только исполняем важную социальную миссию, но и держим в руках мощный инструмент бизнеса. Мы некоммерческая организация, не получаем дивидендов от этого бизнеса, но в тот момент, когда мы взяли с человека первый рубль за обучение, мы вступили на минное поле бизнеса и должны правила этой области учитывать и развиваться. Он нас повернул в сторону финансовой успешности. Ведь в первые годы мы вообще не могли летом отпустить учителей в отпуск, не взяв кредит, не заложив свои квартиры. Так и работали много лет, пока Малашкин не объяснил, что мы можем быть успешными. Мы поверили и стали развиваться.
Александра и Михаил Сукиасян
Сегодня мы инвестируем в строительство объектов собственные средства. Думаю, немного в России частных школ, которые могут то же о себе сказать, которые не просто концы с концами сводят.

Именно Александр однажды привел в школу Игоря Рыбакова. Игорь с командой весь день общался с детьми и учителями, ходил на уроки, играл в футбол, спорил. Только вечером пришел ко мне в кабинет со словами: «Слушай, мне очень понравилась твоя школа. Давай тебе создадим эндаумент-фонд. Сможешь отчислять, кого считаешь нужным, и талантливых детей поддерживать». И они создали эндаумент-фонд.

«Рыбаков Фонд» нам позволил увидеть себя в более широком контексте — федеральном, международном — и понять, что мы можем претендовать на большее.
Как вы понимаете благотворительность и как она может быть развита в школе?
Благотворительность в нашей стране сначала понималась как некоторое отпущение грехов. Чем больше нагрешил, тем скорее построй церковь — глядишь, грехи простятся. Потом олигархи стали для успокоения совести десятину отсчитывать, затем пришло поколение молодых актеров, Чулпан Хаматова, Константин Хабенский, которые создали фонды, привлекли государственные ресурсы и людей. То есть благотворительность в стране развивается в нужном направлении.
Но когда мы вовлекаем детей в благотворительные дела, надо быть в тысячу раз более аккуратными и осмысленными. Здесь я вижу свою задачу в том, чтобы вырастить в стране поколение небедных людей, для которых благотворительность станет нормой и каждодневной практикой. А для этого мало просто отвести школьников на экскурсию в детский дом. Мы очень тщательно готовимся к каждой благотворительной акции с детьми: всё рассказываем, объясняем, потом организуем рефлексию. Тут деликатный момент: нельзя, чтобы у детей возникло ощущение, что они осчастливили кого-то с барского плеча. Для них больше пользы в этой благотворительности, чем для тех, кому они благотворят, хоть дети и не понимают этого. Если заниматься благотворительностью, то всерьез, не для галочки, что, мол, съездили, помогли. Тогда это со временем станет частью культуры.
Если статья была для вас полезной, расскажите о ней друзьям. Спасибо!

Читайте также: